Редакция газеты «Свет маяков» совместно с Новокубанским краеведческим музеем проводит акцию по обнародованию малоизвестных страниц истории Великой Отечественной войны

О боевой деятельности этого полка и дивизии в Сталинградской битве сжато рассказал командующий 62 армией генерал-лейтенант В.И. Чуйков: «…с ходу, не завершив полностью переправу своих частей на правый берег Волги, 37 дивизия с ходу вступила в бой с гитлеровцами в Сталинграде. 109 гвардейский стрелковый полк (комполка полковник Ф.С. Омельченко) решительной атакой отбросил противника и вышел к устью реки Орловка. Южнее, на участке 114 гвардейского полка (командир майор Ф.Е. Пустовгар) бой длился в течение всей ночи, и только к утру подразделения заняли указанные им позиции. 4 октября противник возобновил атаки, но успеха не достиг. 37 дивизия удержала свой рубеж и сразу же приступила к его оборудованию: отрывались окопы, ходы сообщения, щели, возводились баррикады, устанавливались минные поля, заграждения; каждый дом, каждый этаж превращался в крепость.

Утром 7 октября враг возобновил наступление. Атака следовала за атакой. Гвардейцы 37 дивизии проявляли беспримерную стойкость и упорство. Укрепившись в развалинах домов, они расстреливали фашистов в упор и не покидали своих позиций. Но противник упорно атаковал. Ценой огромных потерь ему удалось потеснить подразделения левого фланга 118 и правого 114 гвардейских стрелковых полков…».

Из дневника В.И. Чуйкова: «8 часов: противник перешел в наступление танками и пехотой, сражение идет по всему фронту. 9 часов: атака противника на СТЗ отбита. На заводском дворе горят 10 фашистских танков. 10 часов: 109 стрелковый полк 37 дивизии смят танками. 11 часов 50 минут: противник захватил стадион СТЗ. Наши отрезанные подразделения ведут бои в окружении. 12 часов 30 минут: командный пункт генерала Желудева бомбят экипировщики. Генерал Желудев остался без связи, в заваленном блиндаже, связь с частями этой дивизии берем на себя… 16 часов: связь со 114 полком прервана, его положение неизвестно… Подразделения 114 и 118 полков сражались отдельными гарнизонами, отстаивая свои позиции до конца. Гвардейцы свято выполнили свой долг, уничтожили свыше 20 танков и тысячи вражеских солдат и офицеров. Командир 114 полка майор Ф.Е. Пустовгар был тяжело ранен. Командование полком принял полковой комиссар Д.П. Никитин».

За участие в Сталинградской битве, за личное мужество и отвагу, умелое управление полком Ф.Е. Пустовгар был награжден орденом Красного Знамени. После выздоровления он был назначен командиром 9-го гвардейского воздушно-десантного стрелкового полка 4-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Являясь первым командиром этого полка, Федор Ермолаевич отдал много сил и энергии при его организации.

Под командованием Пустовгара полк достиг крупных успехов в боях с гитлеровскими захватчиками. Эти достижения зафиксированы в официальных документах — формуляре полка.

За успешные боевые действия при овладении городом Фокшаны полк получил почетное наименование Фокшанского. Полк награжден орденом Красного Знамени и Суворова III степени.

Лично подполковник Ф.Е. Пустовгар был удостоен высоких правительственных наград:

— орден Красного Знамени за храбрость и мужество, проявленные при защите Сталинграда,

— орден Отечественной войны I степени за отличное руководство боевыми действиями полка в Курской битве;

— орденом Красного Знамени за освобождение г. Прилуки,

— орден Отечественной войны II степени за освобождение г. Овруч,

— орден Красного Знамени за умелое руководство боевыми действиями полка в Ясском прорыве,

— орден Суворова III степени за овладение г. Фокшаны,

— орден Красной Звезды за выслугу лет,

— орден Отечественной войны I степени за овладение г. Мишкольц.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 мая 1945 года полк был награжден орденом Суворова III степени – за овладение г. Братислава. Но Пустовгар не дожил до этой даты. 17 января 1945 года в бою за чехословацкую деревню Малинец фашистская пуля оборвала сорокалетнюю жизнь этого замечательного человека, отличного воина, верного сына своей Социалистической Родины.

По решению командования вторым Украинским фронтом его тело перевезено в г. Нежин и захоронено на городском кладбище. Вскоре рядом с ним захоронили и его жену Ядвигу Григорьевну.

Дочь Галина по окончании медицинского института работала врачом в станице Вешенской, где оставила двух сыновей – внуков Пустовгара. (Взято из истории полка (опись 180055, дело 7, стр. 6-9), из исторического очерка коллектива авторов под руководством кандидата военных наук В.Ф. Маргелова «Советские воздушно-десантные», Москва, Воениздат. 1980 год, стр. 160).

ТВЕРДАЯ РУКА (Воспоминания Б.Ф. Ефремова)

Несмотря на то, что я уже считал себя ветераном полка, но впервые встретился с командиром полка только в октябре 1943 года.

Возвратился я из госпиталя после ранения под Глуховым. Полк в это время занимал плацдарм под Ст. Глыбов. Побеседовав со мной, подполковник Пустовгар предложил принять мне взвод разведчиков. Согласился и командир полка тут же отдал необходимые распоряжения. Очень сильные впечатления остались у меня от беседы и внешнего облика командира полка. Запомнился незаурядный ум, воля, собранность, неторопливость в словах и делах. Одновременно в хитрых с прищуром глазах угадывалась непреклонная воля в выполнении поставленной цели. Каждый из нас чувствовал эту волю, особенно во время напряжения в боевой обстановке. В часы же затишья и других фронтовых условиях, когда не лилась кровь, не гибли люди, он был прост в общении с людьми, на его лице светилась доброта. Глядя на это лицо как-то не верилось, что в бою оно выглядело строгим, даже жестоким. Поступки самого командира всегда отличались справедливостью. Гвардии подполковник Пустовгар  любил инициативу и смелость, проявленные в бою. Он как-то внутренне чувствовал, кому и какую помощь надо оказать в первую очередь. Так, например, было со мной. Приняв разведвзвод, я старался вжиться в новую для меня обстановку: узнать каждого разведчика, его боевые качества, его личную жизнь, настроение, заслуги и т.п. Гвардии подполковник часто нас навещал. Или он старался мне помочь, как новенькому командиру, или он просто проявлял повышенное внимание к разведчикам – я тогда об этом не размышлял. Он всегда помогал советом, подсказывал, вникал в детали и даже мелочи, особенно когда шла подготовка к разведывательным действиям или к захвату «языка». Скорее наоборот, я принимал его советы, как указания и желание помочь мне лично.

Долго на этот раз продержаться в полку мне не удалось. В конце октября, при очередной попытке захвата «языка», я был ранен. Пришлось отправиться на излечение. В госпитале я был недолго и в конце декабря уже продвигался в полк, который стал для меня своим, родным. Шел я по заснеженной дороге. Поскрипывали кирзовые, немного поношенные сапоги, а морозец заставлял прибавлять шаг и поддерживать приличный темп ходьбы. До г. Овруч, где находился полк, оставалось около 12 км. Вдруг меня догнал и остановил мотоцикл с коляской. За рулем я узнал своего комполка, с ним в коляске была незнакомая женщина – старший лейтенант медицинской службы. Я доложил как полагается по уставу, что иду в полк после ранения и излечения в госпитале. Пустовгар улыбнулся знакомой доброй улыбкой и предложил мне место в мотоцикле. День клонился к концу, мороз был чувствительный. Я согласился и невольно поежился в своей ветхой фронтовой шинелешке. Однако, прежде чем я успел сесть, Федор Ермолаевич вытащил откуда-то валенки и приказал мне их одеть. Я с благодарностью принял его отеческую заботу. По дороге мне было тепло, и я не могу утверждать, что тепло исходило от валенок. Скорее всего меня согревала забота и доброта моего командира. Я знаю, эта женщина – старший лейтенант медицинской службы – жива. Она должна помнить этот эпизод. Ну, а я запомнил его на всю жизнь.

Вскоре полк в составе дивизии передислоцировался. Совершив длительный марш в южном направлении, нас направили в самое опасное место Корсунь-Шевченковского выступа, к его основанию, который враг пытался срезать, для чего ввел танковые и пехотные дивизии, мощно прикрытые с воздуха. Командуя взводом разведчиков, я во время марша накуролесил: не зная обстановки, я позволил себе кратковременную отлучку для приведения в порядок и щегольское состояние своего обмундирования. А в это время я понадобился командиру полка. Когда я вернулся и узнал о событиях, произошедших в мое отсутствие, я понял, что совершил тяжелый проступок, за который придется расплачиваться. Командир полка строго со мной разговаривал. Он сказал, что речь идет уже о недисциплинированности и прямо обвинил меня в самовольной отлучке, что граничит с предательством. Я молчал, понимая тяжесть своего проступка. Да и что я мог сказать? Он закончил тем, что приказа сдать разведвзвод другому командиру и направил меня командиром стрелкового взвода.

Я принял это наказание, как должное. Ведь я заслужил суда и трибунала, полного разжалования и направления рядовым в штрафной батальон. Пустовгар же сохранил мне звание и должность, проявив тем самым великодушие. Видимо, принимая свое решение, он что-то учитывал…

Во время боев на Ясско-Кишиневском направлении был тяжело ранен командир роты, в которую входил взвод под моим командованием. Я пытался доложить обстановку командиру батальона, но это не получалось. Тогда я доложил по телефону прямо командиру полка. Внимательно выслушав меня, он приказал: «Принимай роту. Если нужна помощь, звони. Комбату я скажу сам». И положил трубку. Роту я принял, но помощью командира не воспользовался. В ходе наступления, когда мы ворвались в боевые порядки противника, я был вновь ранен. Уже по дороге в медсанбат я сопоставил эти два эпизода, отметив и строгость, и чуткость Пустовгара. Вылечившись после ранения, снова догнал свой полк. Догнал уже в Трансильвании – рядом с городом Турда. Принял роту в батальоне, которым тогда командовал гвардии капитан Никольский. Ветераны полка хорошо помнят эти упорные кровопролитные бои. Мы на верхнем гребне высокого прибрежного обрыва рыли маленькие окопы, которые прозвали «стрижиные гнезда». И правда, издали наши окопы и щели казались жильем стрижей, которые они сооружают на высоких обрывах.

Противник непременно атаковал большими силами пехоты и танками, поддержанными авиацией. Он стремился сбить нас с обрыва, загнать в долину и уничтожить мощным огнем. В этих боях мы вновь почувствовали железную волю своего командира полка, его поддерживающую руку. Моей роте достался гребень господствующей высоты. Из наших окопов хорошо просматривалась вся местность перед фронтом полка. В течение пяти суток противник вел ожесточенные атаки на высоту. Наша рота успешно отбивала все усилия гитлеровцев. Но последняя атака противника была настолько сильной, что мы не выдержали ее натиска и отошли под прикрытием своей артиллерии. На сданный пункт роты прибыл командир полка в сопровождении начальника штаба Иванова. Пустовгар быстро разобрался в обстановке, посмотрел на меня своими прищуренными внимательными глазами и коротко, спокойно сказал: «К 24-00 высоту взять. Не вернешь высоту, пеняй на себя». Высоту мы, конечно, взяли и управились довольно скоро. Однако это был для меня и для всех такой урок, что больше уходить без приказа у меня желания не было.

Продолжение следует

И. Израйлевич, составитель и редактор рукописного сборника «Воспоминания участников Великой Отечественной войны Советского народа, ветеранов 9-го гвардейского Фокшанского Краснознаменного ордена Суворова воздушно-десантного стрелкового полка 4-й гвардейской Овручской Краснознаменной орденов Суворова и Богдана Хмельницкого второй степени воздушно-десантной дивизии»