На фотографии из семейного архива Е.Е. Изюровой (Крайневой) запечатлены второй и четвертый классы начальной школы хутора Барвинок в 1965 году. К сожалению, нам известны имена не всех изображенных на снимке.
В первом верхнем ряду слева направо: Витя Кабалей, учительница Валентина Васильевна Проценко, Люба Бекетова, Галя Кудрявцева, Саша Утко, Галя Дуденко, Зина Кудрявцева, Виктор Беловицкий, Журавлев, Шура Белая, Валя Кудрявцева.
Во втором ряду слева направо: Лена Крайнева, Коля Шарабурко, Галя Гугина, Юра Ерыгин, Таня Романова, (неизвестный мальчик из разъезда Коцебу), Таня Беловицкая.
В третьем нижнем ряду слева направо: Витя Донцов, Сергей Подгородецкий, Саша Брагин, (неизвестный мальчик), Витя Котов.

Давние хуторские истории

Пожалуй, каждый житель хутора Барвинок хранит в своем сердце память о тех незабываемых днях детства, о прожитом чудном времени. И когда выходцы из хутора собираются вместе, они рассказывают друг другу любимые истории и вспоминают добрым словом людей, которые научили их доброте.

Некоторые из этих историй рассказала жительница п. Прогресс Елена Емельяновна Изюрова (Крайнева), которая родилась в х. Барвинок.

Откуда пошел наш хутор?

Об истории Барвинка я узнала от старой жительницы хутора —  Евфросиньи Трофимовны Вовнянко. Она была великолепная рассказчица. Мы часто ночевали у нее и с удовольствием слушали ее воспоминания.

Она рассказывала, как они прибыли с Украины на быках. Их привез сюда помещик Николенко. Вначале в имении разместили в шалашах: тогда было теплое время года. А потом помещик выделил им землю, где они и основали Барвинок. Свое наименование хутор получил по названию имения Якова Николенко — Барвинок.

Помещик выделил для строительства стройматериалы. Делали ямы для обжига кирпича. Люди потом туда мусор сносили, и засыпали их со временем.

Первые дома на хуторе были построены по немецкому типу, как их бабушка называла. С комнатами через коридор. В наше время у многих хаты были соломой крыты. А у первых жителей хутора они были под черепицей.

Первыми жителями были несколько семей: Вовнянко, Пукало (их внучка Елена Ивановна Волостнихина), Андрюшенас.

У Евфросиньи Трофимовны Вовнянко было трое детей: Ирина, Елена (моя крестная) и Александр. Ее муж Макар Вовнянко был георгиевский кавалер, очень заслуженный человек. Однажды в имении купца Николенко  у Макара Вовнянко случился конфликт с приказчиком. Приказчик подал на него в суд барону Штейнгелю. А дед был такой крепкий, небольшого роста. Он пошел, одел свою форму, георгиевские кресты. А помещик как увидел и говорит: «Мы не имеем права его пешим ходом отправлять на суд. Мы обязаны его туда доставить на лошадях». Барон Штейнгель о Макаре Вовнянко сказал, что он очень заслуженный человек, и того не стали наказывать.

Сын Андрюшенасов — Иван Антонович, был известным в 50-60-е годы артистом и диктором в г. Москве. Он мог воспроизводить звуки различных животных, машин, озвучивал спектакли, сказки, книги, например, «Приключения Карандаша и Самоделкина», басни Ивана Крылова, индийские сказки. Наши родители его знали. Когда он приезжал на хутор, давал в клубе концерты.

Когда пришла советская власть, на территории хутора был создан колхоз «Согласие». Этот колхоз был процветающим. Там все люди были очень трудолюбивые. Председателем колхоза был Никита Калинович Забаштан. У него была кузница. И он говорил: «Как я помру, меня так похороните, чтобы я мог смотреть на солнце и на свою кузницу». А жена его Анна Давыдовна была очень щедрой женщиной. Какие бы люди ни приезжали на хутор, все они у нее столовались. Она так великолепно готовила буквально из ничего.

У всех старожилов хутора было необыкновенное хозяйство. Обычно у хуторян был двор и огород. А у них обязательно еще сад. Причем не только во дворе, а и часть огорода была под садом. А огороды тогда были по 60 соток. Чувствовалось, что они жили у помещика и вели свое хозяйство образцово. У них были дорожки песком посыпаны, росли всякие кустарники, цветы, ягодники, виноградники.

Потом началось укрупнение колхозов. Объединили Ковалевку, Покровку и Барвинок.

Детство золотое

Недавно прошла очередная встреча бывших жителей хутора. Мы так наговорились. Было такое чувство, что побывали в далеком детстве, в нашем чудном старом добром Барвинке. Детские воспоминания у нас настолько приятные. Взрослые нас искренне любили, не ругали.

В детским саду хутора Барвинок.

Вот мы играем, а пыль на улице была выше щиколотки. Дорога была сельская грунтовая. Мы набирали эту пыль и делали «бомбы», кидались ими. Представляете, какие мы были грязные и все вокруг от этой пыли? И чтобы кто-то из старших дедов поругал бы нас за это – никогда. Они нам говорили: «Отойдите трошки вон туды и там играйтесь». А самый старый дед Никита Калинович Забаштан говорил: «Кидайте, кидайте — это к урожаю».

Мы все были одинаковы, в ситцевых платьях, в сандалиях, которые снимали в мае и одевали к школе, отмывая цыпки. Мы дружили, жили полноценной жизнью, окруженные большой добротой. Мы не были богатыми, но до сих пор любим друг друга.

В хуторе раньше было четыре улицы, мы их так и называли: первая, вторая… Хатки были маленькие. Но если они не выбелены, не подведены, если заросли травой, то это был позор.

Люди держали скот, и у каждого в лесополосе был участок, где косили траву. Эти лесополосы содержались в таком порядке, были как парки. Вдоль дороги рос тутовник. А сколько в лесополосах было земляники! Мы ходили за ягодами и целыми днями там пропадали.

На территории детского сада был сад. Нам ставили воду в тазах. В них мы мыли абрикосы. Разламывали их, вместо косточки вкладывали тютину. Это у нас было пироженое.

Когда дети приходили в детский сад, их переодевали в одинаковые рубашечки. Люди бедновато жили сразу после войны. А в садике ребенок должен быть чистым и опрятным.

Здесь была большая деревянная застекленная веранда. Там были нарезаны арбузы, намыты фрукты, виноград. Мы могли в любой момент пойти туда и поесть фруктов. Их привозили из садов с. Ковалевского. Тогда же не было зарплаты, а была натуроплата. Колхозникам давали за трудодни фрукты, молодое вино, которое называли чисмусом.

Старый колодец и пруд

В хуторе был колодец, который построил еще помещик Николенко. Он был около фермы, где сейчас водонапорная башня. Колодец был очень глубокий. Мы помним, что у колодца была слепая лошадь, которая ходила по кругу и качала воду.

Колодец был единственный на весь хутор. Все туда ходили за водой. И вода была ледяная и солоноватая. Но мы к ней привыкли. Потом уже артезианскую скважину пробили на большую глубину, чтобы добраться до хорошей воды.

Около колодца был небольшой пруд, откуда поили животных. Воду в пруд наливали из колодца.

Мы, вывалявшись в горячей пыли, прыгали туда купаться. Кого из нас за это словили, тем кнута дали. И попробуй на это пожалуйся родителям. Отец скажет: «А зачем ты полезла туда? Тебе ж сказали, что нельзя».

Зимой пруд замерзал, и мы катались на льду на самодельных санках.

Подвижники-учителя

В хуторской школе было два класса и маленькая учительская. В одной комнате одновременно занимались первый и третий классы. А во второй – второй и четвертый. Учительницы с двумя классами одновременно и вели занятия.

Мы часто с большой любовью вспоминаем наших учителей Раису Ивановну Букину и Валентину Алексеевну Малову. Одна приезжала к нам на велосипеде из х. Комсомольского а другая — из с. Ковалевского. Представляете, какие там расстояния. А дороги тогда были грунтовыми, даже не гравийными. Как дождь, так грязь непролазная. А зимой, в снег, только пешком можно дойти. Так мы зимой ходили встречать Валентину Алексеевну далеко до лесополосы.

Школьный учитель в нашем маленьком хуторе обладал непререкаемым авторитетом. Это были настоящие подвижники. Если кто-то на учительницу пожалуется, то ему говорили: «Когда ты выучишься, как учительница, вот тогда будешь рассуждать. А сейчас ты — ученик. Что сказала учительница, то и правильно».

Наши учительницы были очень деятельные. Они не только уроки с нами делали. Готовили сказки, всякие мероприятия, в клубе выступали.

К нам в школу ходили учиться дети и с разъезда Коцебу. В такую даль. А представляете, какие зимы были тогда. И люди их забирали в непогоду домой ночевать. Сообщали об этом родителям.

А когда собирали детей в школу, родители давали им с собой бутерброды или пирожки (в школе тогда не кормили). Нам шили холщевые мешочки для завтрака. Причем обязательно давали еду не только своему ребенку, но и соседскому. Знали, что мама у того рано уходит на дойку, может не успеть приготовить. Или семья была очень бедная, что не могла положить пирожок ребенку. Видите, как люди о других заботились.

Кудри для Хрущева

Конечно, в школе не обходилось без детских шалостей. Однажды во время урока русского языка и литературы читали какой-то текст. И двое мальчишек на задней парте так увлеченно погрузились в учебник… А в том учебнике на фоне бархатного занавеса был изображен Никита Хрущев и космонавт Герман Титов. Учительница порадовалась за мальчишек, что они так внимательно читают. И подошла посмотреть.

Тогда ж ручки были перьевые, писали чернилами. И ученики очень старательно, не замечая ничего вокруг, дополняли портрет Н. Хрущева своими деталями. Нарисовали ему кудри, усы, кольца на руках… Учительница, как увидела эту «картину», аж побледнела от ужаса. В памяти у того поколения был еще страх за такие проступки. Ведь при И. Сталине за это можно было и в тюрьму попасть, а то и похуже.

Вызвали с фермы отца одного из мальчишек. Учительница ему объяснила, что этот учебник нужно сжечь и купить новый. Мальчишкам, конечно, тут же досталось. Отец всыпал им обеим кнута. А через месяц Н. Хрущева сняли, и пришел приказ всего его портреты убрать.

Мешок сахара

Мы все ходили на железную дорогу за порошинками. Там во время войны железнодорожный состав с боеприпасами разбомбили.

Однажды идем и видим, как из проходящего поезда выпал большой мешок с сахаром. А мы тогда с Кубой дружили. К нам привозили темный кубинский сахар на переработку. Этот сахар был в 70-килограмовых мешках. Мы понаходили газетки, которые из поезда выбросили, сделали из них кульки, насыпали туда сахар. Идем счастливые с порошинками и с сахаром.

Уроки доброты

У нас в хуторе много было хороших добрых традиций, уважения между людьми. Нас – детей, в хуторе искренне любили все. Злости на нас никогда не было. Мы хулиганили, в сад залазили, но если нас и наказывали, то без злости. Даже если были ссоры между семьями, нам говорили: «Это поссорились взрослые, а ты пройди и обязательно поздоровайся».

На Сергея Подгородецкого говорили: «Вы посмотрите, какой он будет хозяин!». Он не мог пройти мимо ни одной брошенной собаки или кошки. Все они были у них во дворе. Он их приносил домой.

А какие люди были добродушные. Хлеб же пекли сами всегда в субботу. У кого-то раньше хлеб в печь ставили. И запах этого печеного хлеба шел по всей улице. Вынимали хлеб из печи и выносили большую булку детям на улицу. Смазывали ее растительным маслом, подсаливали. И мы ее ели.

Коров мы держали. Дети приходили спрашивали: «А мама даст молока?». И мама всегда наливала молоко.

Помню, как мы собрались у двора Сашки Брагина. Он вывел на улицу радио и мы слушали музыку. А его бабушка напекла тазик пончиков с абрикосами, вынесла и говорит: «Дети, угощайтесь!». Это было настолько хлебосольно, настолько по-доброму.

Память о войне

На нашем хуторском кладбище похоронены два молоденьких солдата, которые погибли при освобождении хутора в январе 1943 года — П.С. Власов и Н.Е. Денисов. Мы всегда чтили их память, ходили к памятнику на кладбище с бубном, барабаном. Всегда у нас были концерты около этого мемориала. Их организовывала Р.И. Букина.

На хуторском кладбище похоронены два молоденьких солдата, которые погибли при освобождении хутора в январе 1943 года — П.С. Власов и Н.Е. Денисов.

Моя бабушка рассказывала, что когда фашисты отступали, они обосновали в ее доме штаб.

У нас был мальчишка Чернявский, он — дядя моего одноклассника. Так он готовил листовки против фашистов и расклеивал их на колодце. Немцы эти листовки срывали, замазывали и очень злились. Они этого мальчишку выследили и поймали. Как они его били, мучили, невозможно передать. Водили его избитого на Биофабрику показывать, где партизаны. Потом посадили в погреб. Его отцу они ноги прострелили, так как он пытался спасти ребенка. А самого мальчишку расстреляли. На его могиле поставили памятник из железной трубы и вырезали на ней звезду. Мы всегда ходили на его могилу, возлагали цветы.

Клуб всем миром

На нашем хуторе вначале был небольшой старый клуб, который сильно обветшал. Тогда жители построили новый кирпичный, побольше. Строили его люди сами по вечерам после работы.

Когда построили новый кирпичный клуб, мы его, как могли, благоустраивали. Нас никто не организовывал. Но хотелось, чтобы было красиво. Это было такое воспитание любви к своему родному месту. Мы там посадили аллею деревьев, разбили клумбы.

И как мы все огорчились, когда один нерадивый пастух выгнал колхозное стадо. А эти коровы прошлись по нашим посадкам, все съели. Тогда Илья Маркович ему внушал: «Ты что наделал? Дети все это сажали, а ты испортил!».

Добрые традиции

Несмотря на то, что наш хутор был маленький, жизнь кипела, были свои традиции.

Упаси Бог, если кто-то к 7 ноября или к Пасхе не вычистит и не выбелит свой двор, дом, деревья и все вокруг. Наши лесополосы были чистые, как парки. Топили дровами и все старые сухие деревья, ветки, палки, даже щепочки шли в печь.

Мы – потомки жителей Барвинка, периодически собираемся. Привозим старые фотографии, вспоминаем всех жителей. А многие уже ушли из жизни, даже нашего возраста.

Когда приезжает из г. Краснодара Галя Ерыгина на кладбище, всегда привозит полный багажник цветов. Нет ни одной могилы, на которую бы она не положила цветы. А Сергей Подгородецкий к Пасхе наводит на кладбище идеальный порядок. Мы всех помним и ценим. Даже крестики, на которых уже ничего не обозначено, которые уже вросли в землю, выкрашены и обкошены. Вот такое досталось нам хорошее наследство доброты и памяти от наших родителей.

Сергей Подгородецкий многим нашим хуторянам, у которых уже не осталось родственников, поставил на кладбище новые памятники. Он и за Барвинком очень следит. Дороги поддерживает в порядке, чтобы не было заросших пустырей.

Я иногда своим детям говорю: «Вы все получили образование. Но нет в вас той любви к людям, к месту, в котором вы живете. Как это воспитать? Как это вернуть? Чтобы вы чувствовали, что это твой уголок, маленький, пусть Богом забытый, но настолько родной».

Сергей Шептун