Так освобождали район
Об оккупации и освобождении Новокубанского района (август 19 42 года -27 января 1943 года) много писалось в районной печати. Есть исторические, хронологические выкладки.
Сейчас вспомним о драматических событиях, рассказанных очевидцами.
А. Л. Воробьев:
Афанасий Лазаревич Воробьев — мой двоюродный дед по линии бабушки. Освобождал с. Ново — Кубанское и пос. Хуторок в составе 389 дивизии полковника Колобова, служа пулеметчиком. Отпросился у начальства на два часа для незабываемой встречи с сестрой Прасковьей, которая проживала по улице Ленина в бараке. В дальнейшем солдата ждали фронтовые дороги.
Как он рассказывал, его спасла молитва «Живые помощи», которая хранилась в клеенчатом пакете на груди. Все было, но вернулся в ст. Изобильную Ставропольского края с боевыми наградами.
Работал в колхозе плотником. Выйдя на пенсию, по убеждению стал коммунистом, посещал партсобрания. Его лозунг в семейном кругу: «Миру мир, чтобы не было войны».
Бабушка Прасковья пережила оккупацию, с приходом советских войск ходила чистить от снега шоссе «Армавир-Кропоткин», которое проходило через «Хуторок». Зима 1943 года была снежной. Когда был организован госпиталь для больных военнопленных в здании школы № 3, работала санитаркой. Запомнилась ее фраза: «Как они, бедные, мучились!» и мои слова пионера: «Они же фашисты?!» Умудренный жизнью ответ: «Они не хотели воевать, их Гитлер заставил».
В то время мой отец, лейтенант В. А. Полевой, находился в фашистском плену. Она же, ничего не зная о судьбе сына, кормила, поила, перевязывала врагов. Вот пример русского великодушия.
С. Ф. Арбузова (Левикина):
-По подсказке немецкого офицера, стоявшего у нас на постое, бывшего учителя: «Матка, убери, спрячь Соню». Я три месяца пряталась на чердаке у одинокой старушки. Когда ночью приходили полицаи, мать со слезами говорила: «Ушла в горы менять вещи на картошку и сгинула». Так я спаслась от угона в Германию на работы.
Как машинист электростанции, после оккупации восстанавливала спиртзавод, и через три месяца завод дал стратегическую продукцию. В числе двухсот работников пище промкомбината им. Сталина награждена медалью «За доблестный труд в ВОВ».
Н. С. Свинаренко:
-Поселок Восход освободили 27 января 1943 года со стороны железнодорожного разъезда «Коцебу» солдаты 27 стрелковой бригады 389 дивизии рано утром. Состоялся краткий незапланированный митинг.
С установлением первых весенних дней, я — четырнадцатилетний парень, с товарищами, под руководством тракториста-инвалида Козенюка, восстановили старенький трактор СТЗ. Была проведена вспашка и засеяно 200 гектаров земли яровыми культурами для общественных обедов работников конезавода.
А вскоре после освобождения, по железной дороге прибыли лошади конезавода. Табун лошадей отбили советские воины под городом Запорожье. Их подлечили, и началось восстановление поголовья племенных пород лошадей.
А. И. Гончаров:
— Навсегда в памяти осталась дата – 27 января 1943 года и первые советские солдаты на заснеженных улицах хутора Большевик отделения № 2 Пищепромкомбината им. Сталина. Радость жителей была безмерной. В разговорах между собой все хвалили тетку Марфу, которая смогла уговорить оккупантов не взрывать водонапорную башню и локомобиль. Как ей это удалось – кануло в историю. Поговаривали, что она обеспечила румын самогоном.
А. И. Егоров:
-Мне было 12 лет. На рассвете 27 января оккупанты отступили к поселку Октябрьскому. Отступая, подожгли деревянный амбар с семенным зерном. Жители поселка Марьинского отделения № 3 Пищепромкомбината им. Сталина ликвидировали пожар и спасли семенной фонд от пожара. Это зерно было использовано при весеннем севе.
М. Е. Семешко:
Мне было 12 лет, когда началась война. Отца сразу призвали. В тот же год он погиб на Западном фронте. С приходом немецких войск мы жили, кто как мог. Из детских воспоминаний осталось постоянное чувство голода. Выручали огороды, осенью меняли вещи на картошку.
Запомнилось, как в первую зиму фашистской неволи, мы – дети, ходили таскать мерзлую сахарную свеклу, которая лежала в буртах вдоль железнодорожного тупика. Немцы отправляли эту свеклу на гирейские сахарный и спиртовый заводы.
Когда в Хуторке фашистами был установлен «новый порядок», в людных местах расклеивались приказы с символикой третьего рейха и броским словом «Achtung!» (внимание), где за каждым пунктом следовало безоговорочное – «расстрел!».
Территория кирпичного завода была огорожена колючей проволокой – оккупанты расположили там военный склад. Взрослые строго-настрого запрещали нам приближаться к складу.
В январе 1943 года в размеренной жизни оккупантов, большую часть которых составляли румыны, появилась заметная нервозность. Они грузили на автомашины вещи и уезжали большими группами.
Помню, как к нам в землянку вваливались несколько румын. Их вид был жалок – потрепанная, грязная форма, злые, небритые лица. Они хозяйничали, не обращая на нас внимания: залезли в печь, достали похлебку, разлили ее по тарелкам и съели вместе с мамалыгой. Мы, забившись в угол, молча, с тревогой наблюдали за непрошеными гостями. Они, поев, не раздеваясь, разлеглись спать прямо на полу. Утром, замотав наши полотенца на шею вместо шарфов, ушли.
Наша семья была в землянке, когда раздалось несколько близких взрывов. Земля заходила ходуном. Из щелей между досками в стенах и потолке посыпалась земля. Стоял жуткий грохот, свист осколков, удары от комьев земли и кусков кирпичей, которые засыпали все вокруг. Потом взрослые рассказывали, что, уходя, немцы взорвали склад боеприпасов. От верной гибели нас спало только то, что землянки находились в склоне, поэтому взрывная волна и лавина осколков прошли над нами. Еще хвалили Мишку Цыгана, который успел перерубить часть проводов к зарядам, иначе взрывом были бы сметены и завод, и половина Хуторка.
Р. В. Лосева:
Запомнила, как мама, отварив картошки и свеклы, брала с собой детей и они вместе с другими сердобольными женщинами, шли к концлагерю на горе в с. Ново — Кубанском, чтобы перекинуть продукты военнопленным через колючую проволоку. (Сейчас на этом месте стоит памятник погибшим). Так они поддерживали силы многих заключенных. Охранники не препятствовали этому, только не разрешали подходить близко к ограде.
Очень хорошо запомнился ей и такой случай. К ним в хату днем ввалились сразу около десятка оккупантов. Дети спрятались на лежанке русской печи, с испугом наблюдали за нежданные гостями. Но те на хозяев внимания не обращали. Отогревшись у печи, они стали раздеваться до белья. Солдаты вражеской армии закрепляли свою одежду на штыках винтовок и прожаривали ее в печи, избавляясь таким образом от вшей. Потом одежду тщательно чистили щеткой. Прямо на пол летели полчища погибших паразитов. И мама, ворча и проклиная оккупантов, сметала веником с земляного пола донимавших их насекомых.
Среди ночи в хате случился переполох. Все проснулись от истошного крика одного из немцев. Его сотоварищи включили электрические фонарики и стали гонять по хате крысу, которая укусила «фрица» за палец. Серая партизанка благополучно скрылась в своей норе под печью. Утром нежданные жильцы ушли, а буквально через несколько дней по заснеженным улицам Кубанки уже шли советские солдаты.
А случай с крысой, покусавшей фашистского солдата, еще долго и горячо обсуждался. Ее называли партизанкой, народной мстительницей, серой разбойницей. А так как крысы — очень умные животные, все верили, что это была осознанная акция мщения оккупантам.
А. Г. Тищенко:
— 25-е января 1943 года врезалось в память навсегда. Утро. Стрельба. Мы, мальчишки забрались на чердак барака на углу улиц Карла Маркса и Ленина и, сдвинув черепицу на кровле, наблюдали за отступавшими оккупантами. Видели, как со стороны парка бежали советские солдаты и вели огонь по немцам. Двумя колонами те отступали, оставляя убитых.
В этот же день был организован митинг, жители Хуторка приглашали солдат в дома обогреться, делились скромными съестными припасами. И с того дня постепенно начала возрождаться мирная жизнь в нашем Хуторке.
Станислав Полевой