Об оккупации и освобождении Новокубанского района  (август 19 42 года -27 января 1943 года) много писалось в районной печати. Есть исторические, хронологические выкладки. 

 

Сейчас вспомним о драматических событиях, рассказанных очевидцами.

 

А. Л. Воробьев:

 

Афанасий Лазаревич Воробьев — мой двоюродный дед по линии бабушки. Освобождал с. Ново — Кубанское и пос. Хуторок в составе 389 дивизии полковника Колобова, служа пулеметчиком.  Отпросился у начальства на два часа для незабываемой встречи с сестрой Прасковьей, которая проживала по улице Ленина в бараке. В дальнейшем солдата ждали фронтовые дороги.

 

Как он рассказывал, его спасла молитва «Живые помощи», которая хранилась в клеенчатом пакете на груди. Все было, но вернулся в ст. Изобильную  Ставропольского  края с боевыми наградами.

 

Работал в колхозе плотником. Выйдя на пенсию, по убеждению стал коммунистом, посещал партсобрания. Его лозунг в семейном кругу: «Миру мир, чтобы не было войны».

 

Бабушка Прасковья пережила оккупацию, с  приходом советских войск ходила чистить от снега шоссе «Армавир-Кропоткин», которое проходило через «Хуторок». Зима 1943 года была снежной. Когда был организован госпиталь для больных военнопленных в здании школы № 3, работала санитаркой. Запомнилась ее фраза: «Как они, бедные, мучились!» и мои слова пионера: «Они же фашисты?!» Умудренный жизнью ответ: «Они не хотели воевать, их Гитлер заставил».

 

В то время мой отец, лейтенант В. А. Полевой,  находился в фашистском плену. Она же, ничего не зная о судьбе сына, кормила, поила, перевязывала врагов. Вот пример русского великодушия.

 

С. Ф. Арбузова  (Левикина):

 

-По подсказке немецкого офицера, стоявшего у нас на постое, бывшего учителя: «Матка, убери, спрячь Соню». Я три месяца пряталась на чердаке у одинокой старушки. Когда ночью приходили  полицаи, мать со слезами говорила: «Ушла в горы менять вещи на картошку и сгинула». Так я спаслась от угона в Германию на работы.

 

 Как машинист электростанции, после оккупации восстанавливала спиртзавод, и через три месяца завод дал стратегическую продукцию. В числе двухсот работников пище промкомбината им. Сталина награждена медалью «За доблестный труд в ВОВ».

 

  Н. С. Свинаренко:

 

-Поселок  Восход освободили  27 января 1943 года со стороны железнодорожного разъезда «Коцебу» солдаты  27 стрелковой бригады 389 дивизии рано утром. Состоялся краткий незапланированный митинг.

 

С установлением первых весенних дней, я — четырнадцатилетний парень, с товарищами,  под руководством тракториста-инвалида Козенюка, восстановили старенький трактор СТЗ. Была проведена вспашка и   засеяно 200 гектаров земли яровыми культурами для общественных обедов работников конезавода.

 

А вскоре после освобождения, по железной дороге прибыли лошади конезавода. Табун лошадей отбили  советские воины под городом Запорожье. Их подлечили, и началось восстановление поголовья племенных пород лошадей.

 

 

 А. И. Гончаров:

 

— Навсегда в памяти осталась дата – 27 января 1943 года и первые советские солдаты на  заснеженных  улицах  хутора Большевик отделения № 2 Пищепромкомбината им. Сталина.  Радость  жителей  была  безмерной.  В  разговорах  между собой  все  хвалили  тетку  Марфу,  которая  смогла  уговорить  оккупантов  не  взрывать водонапорную  башню  и  локомобиль.  Как  ей  это  удалось  –  кануло  в  историю.  Поговаривали, что она обеспечила румын самогоном.

 

А. И. Егоров:

 

-Мне было 12 лет. На рассвете 27 января оккупанты отступили к поселку Октябрьскому. Отступая, подожгли деревянный амбар с семенным зерном. Жители поселка Марьинского отделения № 3 Пищепромкомбината  им. Сталина   ликвидировали пожар и спасли семенной фонд от пожара. Это зерно было использовано при весеннем севе.

 

 М. Е. Семешко:

 

Мне было 12 лет, когда началась война. Отца сразу призвали. В тот же год он погиб на Западном фронте. С приходом  немецких войск мы жили, кто как мог. Из детских  воспоминаний  осталось  постоянное  чувство  голода.  Выручали  огороды,  осенью  меняли  вещи  на  картошку. 

 

Запомнилось, как в первую зиму фашистской неволи, мы – дети, ходили таскать мерзлую сахарную свеклу,  которая  лежала  в  буртах  вдоль железнодорожного  тупика.  Немцы  отправляли  эту свеклу на гирейские сахарный и спиртовый заводы. 

 

Когда  в  Хуторке  фашистами  был  установлен  «новый  порядок»,  в  людных  местах расклеивались приказы с символикой третьего рейха и броским словом «Achtung!» (внимание), где за  каждым пунктом  следовало  безоговорочное  –  «расстрел!».

 

 Территория  кирпичного  завода  была  огорожена  колючей  проволокой  –  оккупанты  расположили  там военный склад. Взрослые строго-настрого запрещали нам приближаться к складу.

 

В  январе  1943  года  в  размеренной  жизни  оккупантов,  большую  часть  которых составляли румыны, появилась заметная нервозность. Они грузили на автомашины вещи и уезжали большими группами. 

 

Помню, как к нам в землянку вваливались несколько румын. Их вид был жалок  – потрепанная,  грязная  форма,  злые,  небритые  лица.  Они  хозяйничали,  не  обращая  на  нас внимания:  залезли  в  печь,  достали  похлебку,  разлили  ее  по  тарелкам  и  съели  вместе  с мамалыгой. Мы, забившись в угол, молча, с тревогой наблюдали за непрошеными гостями. Они, поев, не раздеваясь, разлеглись спать прямо на полу. Утром, замотав наши полотенца на шею вместо шарфов, ушли.   

 

Наша  семья  была  в  землянке,  когда  раздалось  несколько  близких  взрывов.  Земля заходила  ходуном. Из  щелей  между  досками  в  стенах  и  потолке  посыпалась  земля. Стоял жуткий  грохот,  свист  осколков,  удары  от  комьев  земли  и  кусков  кирпичей,  которые засыпали  все  вокруг.  Потом  взрослые  рассказывали,  что,  уходя,  немцы  взорвали  склад боеприпасов.  От  верной  гибели  нас  спало  только  то,  что землянки  находились  в  склоне,  поэтому  взрывная  волна  и  лавина  осколков  прошли  над нами. Еще хвалили  Мишку Цыгана, который успел перерубить часть проводов к зарядам, иначе взрывом были бы сметены и завод, и половина Хуторка.  

 

 Р. В. Лосева: 

 

Запомнила,    как  мама,  отварив  картошки  и  свеклы,  брала  с  собой  детей и  они вместе с другими сердобольными женщинами, шли к концлагерю на горе в с. Ново — Кубанском, чтобы перекинуть продукты  военнопленным  через  колючую  проволоку.  (Сейчас на этом месте стоит памятник погибшим). Так  они  поддерживали  силы  многих заключенных. Охранники не препятствовали этому, только не разрешали подходить близко к ограде. 

 

Очень хорошо  запомнился ей  и такой  случай. К ним  в  хату  днем  ввалились  сразу  около  десятка  оккупантов.  Дети  спрятались  на  лежанке  русской печи,  с испугом наблюдали за нежданные гостями. Но те на хозяев внимания не обращали. Отогревшись у печи, они стали раздеваться до белья. Солдаты вражеской армии закрепляли свою одежду на штыках винтовок и прожаривали ее в печи, избавляясь таким образом от вшей. Потом одежду тщательно чистили щеткой. Прямо на пол летели полчища погибших паразитов. И мама, ворча и проклиная оккупантов, сметала веником с земляного пола  донимавших их насекомых. 

 

Среди ночи в хате случился переполох. Все проснулись от истошного крика одного из немцев. Его сотоварищи включили электрические фонарики и стали гонять по хате крысу, которая укусила «фрица» за палец. Серая партизанка благополучно скрылась в своей норе под  печью.  Утром  нежданные  жильцы  ушли,  а  буквально  через  несколько  дней  по заснеженным улицам Кубанки уже шли советские солдаты. 

 

А  случай  с  крысой,  покусавшей  фашистского  солдата,  еще  долго  и  горячо обсуждался. Ее называли партизанкой, народной мстительницей, серой разбойницей. А так как крысы — очень умные животные, все верили, что это была осознанная акция мщения оккупантам. 

 

 

А. Г. Тищенко:

 

— 25-е января 1943 года врезалось в память навсегда. Утро. Стрельба. Мы, мальчишки забрались на чердак барака на углу улиц Карла Маркса и Ленина и, сдвинув черепицу  на кровле, наблюдали за отступавшими оккупантами. Видели, как со стороны парка бежали советские солдаты и вели огонь по немцам. Двумя колонами те отступали, оставляя убитых.

 

В этот же день был организован митинг, жители Хуторка приглашали солдат в дома обогреться, делились скромными съестными припасами.  И с того дня постепенно начала  возрождаться  мирная жизнь в  нашем Хуторке.

 

Станислав Полевой